Содержание

Введение………………………………………………………………………….3
1. Общие тенденции русской культуры XIV—XV вв………………………....4
2. Образцы произведений русской литературы, созданные по воспоминаниям о великих битвах с монголо-татарами……………………………………………….9
3. Литература XV в. или время русского Предвозрождения………………...16
Заключение……………………………………………………………………..22
Список использованной литературы……………………………………….25


Введение
Русская культура XIV-XV вв охватывает непростой, в историческом плане, период. В XIII веке Русь подверглась нашествию монгольских орд, были разгромлены многие крупные города - центры государственной и культурной жизни, прерваны традиции русского ремесла, строительства, письменности. Для истории культуры это означало начало периода упадка или замирания, затем возрождения и осмысления пережитого. Нашествию не подверглись северные русские земли, в лесах северо-восточной Руси крепла Москва, территории данного княжества принимали переселенцев. Центром политических притязаний и указаний постепенно становилась Москва.
Основные тенденции русской культуры прослеживаются, конечно, в памятниках письменного и устного творчества. Официальная литература -летописная - отображает политический характер государственной власти, взаимосвязи церковных и княжеских кругов. Устное народное творчество сохраняет и поэтизирует реальные события – битвы с врагом – в собирательных образах, используя былинные традиции Киевской Руси. Переводная литература знакомит современников с культурными тенденциями Запада. Византийская традиция в церковной литературе вносит в российские культурные искания свою лепту.
В нашей работе мы постараемся выделить общие тенденции, свойственные культуре того времени. А на примере памятников устного народного творчества и письменной литературы покажем особенности русской словесности и тематики того времени.

1. Общие тенденции русской культуры XIV-XV вв.

В XIII в. русские земли подверглись опустошительному монгольскому нашествию. Это нанесло непоправимый ущерб русской культуре. Погибли великолепные памятники зодчества, изобразительного и прикладного искусства, письменности. Развитие культуры XIII-XV вв. разделяется на ряд этапов:
1. От вторжения Батыя до середины XIV в. Этот период определяется ситуацией упадка культуры, затем началом ее возрождения. Ведущими центрами культуры, наряду с непострадавшими от нашествия Новгородом и Псковом, становятся новые центры: Москва и Тверь.
2. Вторая половина XIV в. - первая половина XV в. На Руси происходит хозяйственный и культурный подъем, рост каменного строительства, появляются рационалистические еретические учения.
3. Вторая половина XV в. и начало XVI в. На территории Московского царства идет процесс укрепления государственного единства, взаимообогащения местных культур, расцвет московского зодчества, расширяются культурные контакты с Западом, широко известна рационалистическая проповедь новгородских и московских еретиков.
Главной темой фольклора этого периода являлась борьба против монгольского нашествия и ордынского ига. В XIII-XV вв. сложились жанры исторической песни и сказания. Многие из них составили основу литературных произведений эпохи. Произведения фольклора XIII-XV вв. сохранили множество черт былинного эпоса времен Киевской Руси. Более того, в ряде исторических песен и былин, особенно записанных позднее, богатыри князя Владимира (чаще всего Илья Муромец и Алеша Попович) участвуют в борьбе против татар.
Многие фольклорные произведения, основываясь на реальных исторических фактах, преображали подлинные события в соответствии с народными чаяниями. Такова, например, песня о Щелкане Дюдентьевиче, основанная на истории восстания 1327 г. в Твери. Песня рассказывает о победе тверичей, ничего не говоря о последовавшей каре.
Особый цикл былин - о Садко и Василии Буслаеве - сложился в Новгороде.
На основе песен русского народа созданы дошедшие до нас повести о битве на Калке, в которой участвуют «семьдесят великих и храбрых богатырей», о славном защитнике Рязанской земли от полчищ Батыя богатыре Евпатии Коловрате, о защитнике Смоленска Меркурии. О восстании в 1327 г. в Твери против татарского баскака Шевкала народ вспоминал в песне о Щелкане Дудентьевиче, которая широко распространилась за пределы Тверского княжества. В XIV в., особенно после победы русского народа над полчищами Мамая на Куликовом поле, старые образы древних киевских богатырей использовались слагателями былин для создания произведений, посвящённых борьбе с золотоордынским игом.
Центром культуры формирующегося Русского централизованного государства в XIV в. стала Москва. Политическая литература Московского княжества, отражая в большинстве случаев феодальную идеологию, была посвящена обоснованию исторической необходимости образования единого государства. Цикл сказаний был связан с борьбой Руси против татаро-монгольского ига под главенством Москвы. Идея политического объединения русских земель проводилась и в летописных сводах, возникших в Москве в XIV-XV вв. при княжеском дворе и митрополичьей кафедре.
С XIV в. наряду с пергаментом стала использоваться привозная из Европы бумага. На смену торжественному «уставному» письму пришел более быстрый полуустав, а с конца XV в. стала преобладать скоропись. Все это говорит о распространении письменности.
Летописи содержали как информацию о природных и исторических явлениях, так и литературные произведения и богословские рассуждения. Важнейшими центрами летописания являлись Новгород, Тверь, Москва. Московское летописание началось при Иване Калите. В московских и тверских летописях отразилась борьба этих двух городов за первенство. Так, тверские летописи подчеркивали связь московских князей с Ордой, а тверских князей изображали заступниками за русскую землю. Московские летописи, напротив, подчеркивали, что великое княжение - отчина московских князей. При всех различиях летописей отдельных земель и княжеств единой главной темой русского летописания оставались единство русской земли и борьба за торжество православной веры против иноземных завоевателей. Со второй половины XIV в. московское летописание приобретает общерусский характер и последовательно проводит идею преемственности власти московских князей от великих князей киевских и владимирских, ведущей роли Москвы в объединительном процессе и сопротивлении ордынцам. В XIV в. в Москве создается общерусский летописный свод.
Международное значение Москвы, как столицы складывающегося Русского единого государства, определяло интерес к вопросам всемирной истории. Составленный в середине XV в. известным писателем Пахомием Лэгофетом «Русский хронограф» проводит идею единства славянских народов, исторически обосновывая связи Руси с южными и западными славянами. Большой интерес представляет развитие русских географических знаний. Несколько русских путешественников XIV-XV вв. оставили записи о виденных ими странах. Таковы записи о путешествиях новгородца Стефана в Константинополь, Игнатия Смольнянина в Константинополь, Палестину и Афон; дневник путешествия русского посольства в Феррару и Флоренцию на церковный собор (1439 г.); описание поездки посла Толбухина в Венецию и пр. Новгородец Стефан уделяет в своих записях большое внимание строительному материалу, особенно мрамору, отмечая его свойства, цвет и т. д. Автор описания путешествия русского посольства в Феррару и Флоренцию внимательно изучал европейские города: Любек, Люнебург, Аугсбург, Брауншвейг, Венецию, Флоренцию.
Предприимчивый тверской купец Афанасий Никитин, один из выдающихся русских людей второй половины XV в., отправился в 1466 г. вместе с другими купцами в восточные страны. Через Шемаху, Баку, Ормуз Афанасий Никитин совершил путешествие в Индию. Он оставил интересное и яркое описание на основе собственных наблюдений Индии и Ирана, а на основании расспросов - также Цейлона, Китая и других стран. Подробно описывает Афанасий Никитин индийские торговые города, товары, обращающиеся на рынках, и состояние сельского хозяйства. В записках Афанасия Никитина проявляются настроения русского патриота, который хранил память о родине в течение своих долгих странствований, и чувствуется глубокое уважение к культуре других народов, с которой он ознакомился.
В XIII-XV вв. на Руси было создано много житий святых. Жития, как правило, имели не только нравственно-поучительное, но и политическое значение. Так, житие Александра Невского подчеркивало противостояние православия и католицизма. В XIV-XV вв. Пахомием Логофетом и Епифанием Премудрым составляются Жития подвижников русской церкви: митрополита Петра, при котором митрополия была перенесена в Москву, Сергия Радонежского, вдохновившего русские войска на Куликовскую битву, а также основателя Троице-Сергиева монастыря, Стефана Пермского, крестителя одной из окраинных русских земель.
Распространенным жанром средневековой русской литературы была повесть. Особенно интересна лирическая «Повесть о Петре и Февронии», рассказывающая о любви крестьянки и князя.
В XIV —XV вв. всё более выявлялось своеобразие русского (великорусского) языка. Расширение Московского княжества в западном, северо- и юго-восточном направлениях путём включения в его состав территорий княжеств Смоленского, Владимирского, Тверского и других создавало условия для слияния местных языковых диалектов. В это же время оформился и ряд специфических особенностей великорусского языка в области фонетической системы, грамматического строя и т. д. Росло самосознание русского народа как этнического целого. На основе древнерусской народности, из единого корня которой выросли также украинская и белорусская народности, сложилась великорусская народность. Центрами её формирования явились Ростов, Суздаль, Владимир и Москва, т. е. территории, ранее населённые восточнославянскими племенами вятичей, кривичей и новгородских словен. В складывании русской народности принимали участие неславянские племена, жившие на территории междуречья Оки и Волги.
Стали укрепляться национальные традиции Руси в области литературы и искусства, реставрировались памятники древнерусского зодчества, проявлялся особый интерес к идейному наследию древней Руси, к памятникам русского исторического прошлого, проводившим идею национального единства. Национальные традиции русского народа явились основой дальнейшего творческого роста, создания новых культурных ценностей.
Говоря о развитии культуры, следует сказать, что она отражала состояние общества и государства, с XIII по XV вв. практически все стороны русской общественной жизни прошли большую и сложную эволюцию.


2. Образцы произведений русской литературы, созданные по воспоминаниям о великих битвах с монголо-татарами.

В первой четверти XIII в. Русь постигла национальная трагедия - вторжение орд монголо-татар. О нашествии кочевников, о разрушении городов, гибели или угоне в плен населения, а также о запустении Руси после нашествия врага, когда города лежали в развалинах, рассказывают русские летописи, повести, жития, проповеди, а еще более убедительно и беспристрастно - данные, добытые археологами и историками материальной культуры. Летописи XIII-XV вв. обстоятельно и взволнованно рассказывают о важнейших эпизодах борьбы с монголо-татарским нашествием: о битве на Калке (в 1223 г.), о Батыевом нашествии (1238-1240), о победе над Мамаем на Куликовом поле (1380), о захвате Москвы Тохтамышем (1382), о нападении Темир-Аксака (1395), о приходе на Русь Едигея (1408) и, наконец, о «стоянии на Уфе» русского войска, возглавляемого Иваном III, и татарской рати хана Ахмата в 1480 г. - событии, которое считается историческим рубежом, знаменующим конец монголо-татарского ига.
Литературное развитие в XIII - первой половине XIV в. существенно замедляется, и на долгое время, по крайней мере до середины XV в., одной из центральных в русской литературе становится патриотическая тема - прославление подвигов русских воинов, доблести русских князей в годы нашествия Батыя и побед русского оружия во времена Дмитрия Донского.
В 1237 г. хан Батый с огромным войском вторгся в Рязанское княжество. Этому событию посвящено одно из лучших произведений древнерусской литературы - так называемая «Повесть о разорении Рязани Батыем».
«Повесть» условно выделяется исследователями из цикла сказаний о Николе Заразском. В цикл входят рассказ о перенесении иконы Николы из Корсуни (Херсонеса) в Рязань, собственно повесть о захвате Рязани Батыем и рассказ о чуде, происшедшем от иконы Николы Заразского в Коломне, куда она была перенесена в 1513 г. И сам цикл, и даже его компонент - «Повесть о разорении Рязани» - складывались постепенно. В основу его легли, видимо, легенды и предания, возникшие непосредственно после изображаемых событий. Не позднее конца XIV в. сформировался основной сюжет «Повести», но заключительная часть - плач Ингваря Ингоревича о погибших рязанцах - была включена в ее состав еще позднее.
В исследованиях «Повести о разорении Рязани Батыем» отмечалась публицистическая направленность - осуждение княжеских междоусобиц, позволивших монголо-татарам разбивать русских князей поодиночке, и в то же время высокий патриотизм ее автора, для которого скорбь о былой независимости и нынешнем трагическом положении порабощенной родины заставляет подняться над этой жестокой реальностью и создать идеализированный образ храбрых защитников родины, «испивших смертную чашу» в битве с врагом. Отмечалась и фольклорная струя «Повести», удивительно сближающая ее со «Словом о полку Игореве».
Прославление доблести рязанских князей и их воинов, «удальцов рязанских» - основной мотив повести. Когда князь Юрий Ингваревич обращает взор на своих соратников, «видя братию свою и боляр своих и воеводе храбрый мужествены ездяще», то выражение «мужественно ездяше» указывает на их постоянный, «эпический признак» («ездить» значило - «ходить в поход»). Желая подчеркнугъ, как «крепко и мужественно» бьются рязанцы, автор прибегает к эпической гиперболе: «един» рязанец «бьшеся с тысящей, а два со тмою (десятью тысячами)». Но силы Батыя слишком велики; «удалцы и резвецы резанские» «ecu равно умроша и едину чашу смертную пиша». Этот образ, возможно, имел особый, скрытый для беглого взгляда современного читателя смысл - именно единства, братской сплоченности так недоставало князьям в годину Батыевой рати.
Все эпические образы и приемы гармонично сочетаются в «Повести» с высокой патетикой, присущей стилю монументального историзма; к нему прибегает, например, автор, рисуя трагическую картину разоренной врагами Рязани: «и не бе в ней ничто благо видети - токмо дым и пепел, а церкви все погореша, а великая церковь внутрь погоре и почернеша. ...Не бе бо во граде пения, ни звона...» Эта картина сожженного города дополняется описанием поля битвы, где лежат «на земле пусте, на траве ковыле, снегом и ледом померзоша, никим брегома» «удалцы и резвецы, узорочие (сокровище) резанское». Контраст шумной яростной битвы и могильной тишины, нарушаемой лишь плачем по погибшим, - образ необыкновенной художественной силы.
Похвала роду рязанских князей, завершающая «Повесть», - это, по словам Д. С. Лихачева, литературный шедевр, стилистическая выделка его «доведена до медальонной чеканности».
«Повесть о разорении Рязани Батыем» получила широкое распространение в древнерусской книжности. По наблюдениям Д. С. Лихачева, она представлена одиннадцатью редакциями и сохранилась в более чем 60 списках.
8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, на правом берегу Дона у впадения в него реки Непрядвы, произошла битва между русским войском, возглавляемым великим князем московским Дмитрием Ивановичем, и татарской ратью под командованием хана Мамая. Битва была жестокой и кровопролитной, в какой-то момент враги завладели инициативой, прорвав строй передового полка, но своевременное введение в бой русского резерва - «засадного полка» - решило его исход; татары были обращены в бегство.
Победе над Мамаем в Куликовской битве посвящены и два литературных памятника: «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище».
«Задонщина», как и «Слово о полку Игореве», которому подражал ее автор, не стремится последовательно описать весь ход событий, ее цель иная - воспеть победу русских, прославить великого князя московского Дмитрия Ивановича и его брата - серпуховского князя Владимира Андреевича. Именно эта основная идея, возможно, и побудила автора «Задонщины» не только подражать «Слову» в отдельных образах, но и последовательно, каждому звену рассказа о поражении русских на реке Каяле (Калке) противопоставить эпизод нынешней победы. Перенося в свой памятник иной раз те же самые образы в той же последовательности, в какой они встретились ему в «Слове», автор «Задонщины» чрезмерно усложнил и запутал композицию своего произведения, а в ряде случаев вступил в противоречие с логикой собственного рассуждения.
Композиция основной части «Задонщины» находится в сильной зависимости от композиции «Слова». При этом в «Задонщине» очень мало действия, но зато много места занимают диалоги, прообразом которых явился единственный диалог Игоря и Всеволода в «Слове». В «Задонщине» сначала воодушевляют друг друга Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич, затем братья Ольгердовичи призывают, собрав «храбрых удальцев», «посмотреть быстрого Дону» и испить из него воды; потом в свою очередь Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич расхваливают свою «сведому дружину» и т. д. Даже во время самого боя князья продолжают обмениваться воодушевляющими призывами. Поэтический плач Ярославны в «Задонщине» разбит на реплики, которые произносят княгини, боярские и воеводские жены, причем именуются они с совершенно противоречащей поэтическому духу памятника обстоятельностью: «Тимофеева жена Волуевича Федосья», «Ондреева жена Марья да Михайлова жена Оксенья». «Это почти официальная реляция о плаче жен - жен официальной московской бюрократии», - охарактеризует это место «Задонщины» Д. С. Лихачев.
Д. С. Лихачев отметил и стилистическую неоднородность «Задонщины» - в ней обнаруживается и стилистический слой, близкий к «Слову», стилистический слой «делопроизводственного характера» и, наконец, фольклорный слой.
Огромной популярностью пользовалось другое произведение о Куликовской битве - «Сказание о Мамаевом побоище». Это подлинный шедевр русской исторической прозы. «Сказание» - историческая повесть, но это прежде всего литературный памятник.
Начало «Сказания» торжественно, как похвальное слово. О замысле Мамая напасть на Русь рассказывается на широком историческом фоне: автор вспоминает и библейских героев Гедеона и Моисея, и римского императора Тита, и византийского Юлиана Отступника. Велеречивы послания, которыми обмениваются Мамай и его союзники - рязанский князь Олег и литовский князь Ольгерд. Олег и Ольгерд рассчитывают, что Дмитрий Иванович «отбежыть с Москвы в Великый Новгород или на Белоозеро, или на Двину», а они умилостивят Мамая «большими дары» и разделят между собой «княжение московское».
Дмитрий Иванович, услышав о замысле Мамая, посылает в Боровск за серпуховским князем Владимиром Андреевичем. Князья приходят за советом и благословением к митрополиту Киприану (Киприана в это время не было в Москве, этот эпизод - вымысел автора «Сказания»). Киприан советует «утолить» Мамая дарами и приводит при этом историческую параллель: византийский император Юлиан отказался принять дары, собранные жителями Кесарии, и впоследствии был таинственным образом умерщвлен святым Меркурием. Эта аналогия понятна: автор уже знал, что Мамай не примет даров Дмитрия, будет побежден в битве и бесславно убит в Кафе, генуэзском городе-колонии в Крыму.
Обстоятельно повествуется о подготовке Дмитрия к войне. Он, как советовал Киприан, посылает дары Мамаю, но одновременно готовится к обороне.
Красочна картина выступления войска: князь «взыде на избранный конь свой», «солнце ему на въстоце ясно сиаеть, путь ему поведаеть. Русское войско достигает берегов Дона. Мы снова встречаем здесь отзвуки «Слова о полку Игореве»: на место будущей битвы собирается множество волков, «выюще грозно, непрестанно по вся нощи, слышати гроза велика».
Рассматривая «Повесть о разорении Рязани», мы обратили внимание на композиционный прием - противопоставление шума яростной битвы тишине, воцарившейся в сожженной татарами Рязани. Такой же художественный контраст встретится и в «Сказании о Мамаевом побоище». После описания «устроенного войска», освещенного яркими лучами солнца, следует поэтическая картина ночи. В эту тихую и теплую сентябрьскую ночь воевода Дмитрий Волынец с великим князем выходят гадать об исходе грядущего боя. Битва начинается поединком старца Александра Пересвета с татарским богатырем: «ударишася крепко копии, едва место не проломися под ними. И спадше оба с коней на землю и скончашеся».
Великий князь возвещает начало битвы, используя образ битвы-пира: «Се уже гости наши приближилися и ведуть промеж собою поведеную, преднии уже испиша и весели быша и уснуша» (имеются в виду погибшие в поединке Пересвет и татарский богатырь).
Сама битва изображена в традиционных формулах боя, однако несомненно и влияние текста «Слова о полку Игореве».
Решает исход битвы выступление запасного полка во главе с Владимиром Андреевичем и воеводой Дмитрием Волынцем. Полк находился в засаде, ожидая «урочного часа». С горечью видят воины, находящиеся в засаде, «друзи свои побиваеми от поганых», они плачут и рвутся в бой, «аки званнии на брак сладкаго вина пити». После битвы Дмитрий Иванович, князья, воеводы и нее воины объезжают Куликово поле, «сердцем боля, кричаще, а слезами мыася», собирают и хоронят тела убитых соратников. Дмитрий Иванович обращается с благодарственной молитвой к богу и со словами прощания к тем, кто сложил голову в бою. Затем он говорит своим князьям и воеводам: «Поедем, братье... к славному граду Москве и сядем на своих вътчинах и дединах. Чести есмя себе доступили и славнаго имяни!»
В заключительной части «Сказания» сообщается о судьбе Мамая и его союзников.
Даже анализ некоторых фрагментов «Сказания» позволяет увидеть литературное мастерство его автора: стройность и продуманность композиции, торжественно приподнятый язык, обилие поэтических образов, частично навеянных «Словом о полку Игореве», такие художественные находки, как сцена нетерпеливого ожидания воинами засадного полка «своей годины» или сцена ночного гадания. Все эти черты ставят «Сказание» в ряд подлинных шедевров древнерусской литературы.
Популярность «Сказания о Мамаевом побоище» была исключительно велика. «Сказание» распространяется в многочисленных списках, текст памятника перерабатывается, дополняется, создаются новые редакции. Списки «Сказания» продолжают переписываться вплоть до начала XVIII в. Многовековая актуальность «Сказания» не только следствие высоких литературных его достоинств, это прежде всего свидетельство патриотизма русской литературы, того, какой тяжелый след в памяти русского народа оставило монголо-татарское иго и как дороги ему были рассказы о славных победах русского оружия.



3. Литература XV в. или время русского Предвозрождения

Литература XV в. представляет собой очень сложное явление. В это время необычайно расширяется мировоззренческий кругозор: создаются обширные летописные и хронографические своды, в сферу литературных интересов входят отголоски античного эпоса. В книжной традиции получают широкое распространение так называемые энциклопедические сборники, содержавшие разного рода справочные статьи: сведения исторического характера (хронологические выкладки, перечни императоров, деятелей церкви), географические и астрономические сведения.
Возможность рассматривать период с конца XIV до конца XV в. как время русского Предвозрождения была обоснована в исследованиях Д. С. Лихачева. Русская литература еще с X-XI вв. находилась в теснейших связях с культурами Византии и южных славян. Монголо-татарское нашествие затормозило и прервало эти связи (хотя и не в полной мере), но уже во второй половине XIV в. они возрождаются с необычайной интенсивностью, и Русь оказывается вовлеченной в тот процесс культурного подъема, который переживают в этот период все европейские государства и который привел некоторые из них к собственно Возрождению. Каковы же наиболее существенные черты эпохи Предвозрождения?
Если Возрождение открыло человека, признало ценность, сложность и индивидуальность человеческой личности, то в эпоху Предвозрождения это открытие еще только подготавливается. И как первый шаг на этом пути возникает обостренный интерес к эмоциональной жизни человека, при этом не только в узкой сфере молитвенного экстаза или умиления, но и во всем разнообразии чувств, возникающих в различных жизненных ситуациях. Писатели этого времени еще не открыли для себя индивидуального человеческого характера, но они начинают охотно изображать человеческие эмоции и сами вместе со своими героями плачут, восхищаются, негодуют. Эти новые интересы, в свою очередь, потребовали выработки нового, более гибкого, более экспрессивного языкового стиля. Такой стиль получает в XIII-XIV вв. широкое распространение в литературах Византии, Болгарии, Сербии и, наконец, в русской литературе, применительно к которой он именуется обычно стилем второго южнославянского влияния. Литература смелее отходит от канонов в системе жанров, в типе сюжетов, в характере изображения; читателя все более привлекает занимательность повествования, новизна сюжетных коллизий. Со всеми этими процессами мы встречаемся и в русской литературе XV в.
Стиль южнославянского влияния можно рассмотреть на примере произведений выдающегося агиографа конца XIV-XV в. - Епифания Премудрого (умер в 1420 г.), он вошел в историю литературы прежде всего как автор двух обширных житий - «Жития Стефана Пермского» (епископа Перми, крестившего коми и создавшего для них азбуку на родном языке), написанного в конце XIV в., и «Жития Сергия Радонежского», созданного в 1417-1418 гг.
Основной принцип, из которого исходит в своем творчестве Епифаний Премудрый, состоит в том, что агиограф, описывая житие святого, должен всеми средствами показать исключительность своего героя, величие его подвига, отрешенность его поступков от всего обыденного, земного. Отсюда и стремление к эмоциональному, яркому, украшенному языку, отличающемуся от обыденной речи. Жития Епифания переполнены цитатами из Священного писания, ибо подвиг его героев должен найти аналогии в библейской истории. Для них характерно демонстративное стремление автора заявить о своем творческом бессилии, о тщетности своих попыток найти нужный словесный эквивалент изображаемому высокому явлению. Но именно эта имитация и позволяет Епифанию продемонстрировать все свое литературное мастерство, ошеломить читателя бесконечным рядом эпитетов или синонимических метафор или, создав длинные цепи однокоренных слов, заставить его вдуматься в стершийся смысл обозначаемых ими понятий. Этот прием и получил название «плетения словес».
Иллюстрируя писательскую манеру Епифания Премудрого, исследователи чаще всего обращаются к его «Житию Стефана Пермского», а в пределах этого жития - к знаменитой похвале Стефану, в которой искусство «плетения словес» находит наиболее яркое выражение. Приведем фрагмент из этой похвалы: «Да и аз многогрешный и неразумный, последуя словеси похвалений твоих, слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи, и от словес похваление собирая, и приобретая, и приплетая, паки глаголю: что тя нареку: вожа (вождя) заблудившим, обретателя погибшим, наставника прелщеным, руководителя умом ослепленым, чистителя оскверненым, взыскателя расточеным, стража ратным, утешителя печальным, кормителя алчущим, подателя требующим...»
Епифаний нанизывает длинную гирлянду эпитетов, словно бы стремясь полнее и точнее охарактеризовать святого. Однако точность эта отнюдь не точность конкретности, а поиски метафорических, символических эквивалентов для определения по сути дела единственного качества святого - его абсолютного совершенства во всем.
В агиографии XIV-XV вв. получает также широкое распространение принцип абстрагированности, когда из произведения по возможности изгоняется бытовая, политическая, военная, экономическая терминология, названия должностей, конкретных явлений природы данной страны.
Агиографические принципы Епифания нашли свое продолжение в творчестве Пахомия Логофета. Пахомий, серб по происхождению, приехал на Русь не позднее 1438 г. На 40-80-е гг. XV в. и приходится его творчество: ему принадлежит не менее десяти житий, множество похвальных слов, служб святым и других произведений.
Существенно отметить появление на Руси XV в. новых переводных памятников исторического повествования, к тому же посвященных таким популярным во всей Европе сюжетам, как история Александра Македонского и история Троянской войны.
Видимо, во второй половине XV в. на Руси становится известна новая версия романа об Александре Македонском, так называемая «Сербская Александрия», переведенная с сербского оригинала. Роман насыщен приключениями. Фантастика дальних земель, посещаемых Александром, занимает здесь большее место. Старательно изображает автор эмоциональную жизнь своих героев: они плачут, «скрежещут зубами» от ярости, обращаются к друзьям и любимым с нежными эпитетами и сравнениями. Это экспрессивно-эмоциональный стиль, пришедшей на Русь со славянского юга, из Сербии, где это стилистическое направление проявило себя особенно ярко.
Значительным литературным явлением XV в. было появление цикла повестей о Троянской войне. Легенды о Троянской войне пользовались большой популярностью в средневековых европейских литературах: романы и поэмы на этот сюжет создавались (а с начала XV в. и печатались) в Италии, Германии, Франции, Чехии, Польше. В основу этих произведений были положены не «Илиада» и «Одиссея» Гомера, а романы мнимых участников войны.
Знакомство с троянским циклом расширило культурный и литературно-эстетический кругозор русских. Читатели познакомились с мифами о Язоне и Медее, Елене и Парисе, Ахилле и Гекторе, Одиссее и Агамемноне, Приаме и Гекубе. Через произведения Троянского цикла (в гораздо большей степени, чем через «Сербскую Александрию») в русскую книжность вошла тема земной, плотской любви, причем без того безоговорочного отрицания и осуждения, которые встречала эта тема или сама плотская любовь в таких традиционных жанрах древнерусской литературы, как жития или учительные слова отцов церкви и русских проповедников.
Попытки отойти от канонов, решиться на литературный вымысел проявились не только в житиях. В XV в. создаются и собственно повествовательные произведения, такие, как «Повесть о Дракуле» или «Повесть о Дракуле» на первый взгляд типичная историческая повесть: ее герой - реальное лицо, валашский (румынский) господарь Влад (правил в 1456-1462 и 1477 гг.), прозванный за свою изощренную жестокость Цепеш, то есть «сажатель на кол», или Дракула, то есть «Дьявол». Все эпизоды повести - это частные поступки Дракулы, и смысл их скорее можно было бы назвать историческими анекдотами, в них есть острое словцо или неожиданный, экстравагантный поступок, они были бы забавными рассказами о мудром, не терпящем лицемерия и обмана правителе и толпе его антагонистов - жадных, ленивых, глупых, заносчивых и т. д., если бы не одно обстоятельство: Дракула изощренно жесток. Не похожая на историческое повествование - без дат, с малым числом исторических «деяний», состоящая по существу из эпизодов, сочетавших в себе страшное и веселое, мудрость и шутовство, повесть эта была типичным для позднесредневековой литературы произведением, в котором отражался «жестокий уклад жизни»; и автор, и читатель как бы раздумывали над вопросом: не есть ли сочетание жестокости и справедливости - неизбежное свойство правителей в это сложное и страшное время?
Иной характер носила «Повесть о купце Дмитрии Басарге и сыне его Борзосмысле». Сюжет ее непритязателен и напоминает народную сказку о мудром простаке. Купец Басарга, плывший на своем корабле из Царьграда, попадает в бурю. Так он оказывается в Антиохии, где правит жестокий царь Несмеян, который «томит и мучит» своих подданных, заставляя их принять «латинскую веру». Прибывающим в Антиохию купцам Несмеян загадывает три загадки, которые, однако, никто не может отгадать. Купцы попадают в темницу, где «терпят скорбь и нужду велику». Узнав, в какой стране он оказался, Басарга спешит ее покинуть, но «царевы стражи» не дают кораблю отплыть. Купец пытается откупиться от Несмеяна дарами, однако тот, выяснив, что Дмитрий Басарга исповедует православие, велит ему, как и другим, явиться через три дня и отгадать три загадки. Басарга в горе возвращается на корабль. Его семилетний сын, беззаботно игравший в момент возвращения отца, узнав о случившемся, успокаивает его и обещает сам отгадать загадки Несмеяна. Мальчик по имени Борзосмысл действительно отгадывает загадки, а царю отсекает мечом голову. Жители Антиохии избирают его царем. Борзосмысл восстанавливает в Антиохии православие, выпускает из темниц патриарха и томящихся там купцов.
Этот пересказ сюжета повести позволяет судить о ее характере и месте в литературе XV в. Она свидетельствует о вторжении в литературу откровенного вымысла, сказочного сюжета. Это стало возможным лишь в обстановке Предвозрождения, когда начинает разрушаться жесткая система литературных жанров.
Литература XV в. представляет собой очень сложное явление. Расширяется диапазон тем и мотивов: в литературу проникают элементы чистой занимательности (приключения и фантастика в «Сербской Александрии», зловещие, но занимательные анекдоты «Повести о Дракуле», удивительная история юного Борзосмысла); получает права литературного гражданства тема чувственной любви (в «Сербской Александрии» и особенно в сказаниях о Троянской войне). Психологизм присущ почти всем без исключения повествовательным жанрам. Эмоционально-экспрессивный стиль, проявившийся первоначально в агиографии, начинает завоевывать все более широкие сферы, он решительно вторгается в XV в. и в историческое повествование.
Все эти тенденции, как можно было бы ожидать, подводили русскую литературу к новому этапу ее развития - к русскому Ренессансу.


Заключение

В XIII в. русские земли подверглись опустошительному монгольскому нашествию. Это нанесло непоправимый ущерб русской культуре. Центром культуры формирующегося нового Русского централизованного государства в XIV в. стала Москва. Политическая литература Московского княжества, отражая в большинстве случаев феодальную идеологию, была посвящена обоснованию исторической необходимости образования единого государства. Цикл сказаний был связан с борьбой Руси против татаро-монгольского ига под главенством Москвы. Идея политического объединения русских земель проводилась и в летописных сводах, возникших в Москве в XIV-XV вв. при княжеском дворе и митрополичьей кафедре. Главной темой фольклора этого периода так же являлась борьба против монгольского нашествия и ордынского ига. В XIII-XV вв. сложились жанры исторической песни и сказания. Многие из них составили основу литературных произведений эпохи. Произведения фольклора XIII-XV вв. сохранили множество черт былинного эпоса времен Киевской Руси.
В рассматриваемое время не прерывалась традиция летописания, но теперь видно стремление создавать общерусские летописцы и своды. Важнейшими центрами летописания являлись Новгород, Тверь, Москва. В московских и тверских летописях отразилась борьба этих двух городов за первенство. При всех различиях летописей отдельных земель и княжеств единой главной темой русского летописания оставались единство русской земли и борьба за торжество православной веры против иноземных завоевателей. Со второй половины XIV в. московское летописание приобретает общерусский характер и последовательно проводит идею преемственности власти московских князей от великих князей киевских и владимирских, ведущей роли Москвы в объединительном процессе и сопротивлении ордынцам.
Международное значение Москвы, как столицы складывающегося Русского единого государства, определяло интерес к вопросам всемирной истории. Составленный в середине XV в. известным писателем Пахомием Лэгофетом «Русский хронограф» проводит идею единства славянских народов, исторически обосновывая связи Руси с южными и западными славянами. Русские путешественники - купцы, представители церкви так же оставили нам свои записанные впечатления.
В данное время расширяется жанровая и тематическая сторона русской литературы.
Исторические повести - «Повесть о разорении Рязани Батыем» - «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище» - создавались как исторические и литературные памятники на основе летописей и фольклорной традиции. Но композиции произведений, литературные приемы ставят их в область памятников высокой культуры.
В XIII-XV вв. на Руси было создано много житий святых, имеющие нравственно-поучительное, политическое значение и позднее эмоциональное значение.
Литература XV в. представляет собой более сложное явление. В это время необычайно расширяется мировоззренческий кругозор людей: создаются обширные летописные и хронографические своды, в сферу литературных интересов входят отголоски античного эпоса. Русь оказывается вовлеченной в тот процесс культурного подъема, который переживают в этот период все европейские государства и который привел их к эпохе Ренессанса. На Руси происходит так называемая ситуация Предвозрождения, когда возникает обостренный интерес к эмоциональной жизни человека во всем разнообразии чувств, возникающих в различных жизненных ситуациях. Новые интересы потребовали выработки нового, более гибкого, более экспрессивного языкового стиля. Такой стиль получает в XIII-XIV вв. широкое распространение в литературах Византии, Болгарии, Сербии и, наконец, в русской литературе («Жития Стефана Пермского», «Жития Сергия Радонежского»).
Существенно отметить появление на Руси XV в. новых переводных памятников исторического повествования, к тому же посвященных таким популярным во всей Европе сюжетам, как история Александра Македонского и история Троянской войны.
В XV в. создаются и собственно повествовательные произведения, такие, как «Повесть о Дракуле», «Повесть о купце Дмитрии Басарге и сыне его Борзосмысле». Они свидетельствует о вторжении в литературу откровенного вымысла, сказочного сюжета. Это стало возможным лишь в обстановке Предвозрождения, когда начинает разрушаться жесткая система литературных жанров.
Говоря о развитии культуры, следует сказать, что она отражала состояние общества и государства, с XIII по XV вв. практически все стороны русской общественной жизни прошли большую и сложную эволюцию от раздробленности и мозаичности к единении и возрождению.



Список использованной литературы

1. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа: ХП-ХУП вв.- М.: Наука, 1973.- 456 с.
2. Истоки русской беллетристики /Под ред. С.Лурье.- Л.: Худож. лит., 1970.- 479 с.
3. Лихачев Д. С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого (конец XIV - начало XV в.).- М.-Л: Наука, 1962.-345 с.
4. Лихачев Д. С. Повесть о разорении Рязани Батыем //Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси.- М.: Худож. лит., 1975, С.211-246.
5. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII веков. Эпохи и стили. Гл.2-. Л.: Наука, 1973, С.110-135.
6. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси.- М.: Наука, 1970.- 256 с.
7. Лихачев Д. С. Черты подражательности «Задонщины». (К вопросу об отношении «Задонщины» к «Слову о полку Игореве».) //Русская литература.- 1964.- № 3.- С. 81-88.
8. Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв.- Л.: Наука, 1976.- 267 с.
9. Присёлков М.Д. История русского летописания XI-XV вв.- Спб.: Вече, 1996.- 456 с.
10. Рыбаков Б.А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи.- М.: Наука, 1963.- 387 с.
11. Творогов О. В. О композиции вступления к «Задонщине» //«Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. -М.- Л.: Худож. лит., 1966, С.56-65.