Содержание



Введение…………………………………………………………………………..2
1. ,,Крещение” Руси………………………………………………………………3
2. Христианство в период феодальной раздробленности XI-XII ВВ………...11
3. Централизация русского государства и церковь……………………………15
4. Церковь в период завершения централизации
русского государства (XVI - начало ХVII в.)………………....……………….17

Заключение……………………………………………………….....……………22
Литература……………………………………………………….....…………....23


Введение


Христианство – одна из мировых религий (наряду с буддизмом и исламом). Возникло в I в. в восточных провинциях Римской империи как религия угнетенных, искавших из¬бавления от бесчеловечных условий жизни в приходе мессии (спаси¬теля). Христианская идея воздаяния обе-щала страждущим и обездолен¬ным обретение счастья и свобо¬ды в царстве небесном. Ф. Эн¬гельс подчеркивал, что «только надеждой на воздаяние в поту¬стороннем мире можно было воз¬вести стоико-филоновское само-отречение от мира и аскетизм в один из основных этических прин¬ципов новой мировой религии, спо¬собной увлечь угнетенные народ¬ные массы» (т. 22, С. 484).
Со временем христианство было приспособ¬лено к целям правящих классов и превратилось в начале IV в. в государственную религию Римской империи. Отно¬сительно быстрому распростране¬нию христианства среди различных социальных и этнических групп империи способство¬вали его космополитизм, миссио¬нерская деятельность, абстрактность общественно-политических и нравственных прин¬ципов, нивелировка классовых и национальных различий.
Главное в христианстве – учение о ми¬фическом богочеловеке Иисусе Христе сыне божьем, который сошел с неба на землю, принял страдание и смерть для искупления людей от первородного греха, воскрес и вознесся на небо. В будущем, по христианскому учению, произойдет вто¬рое пришествие Христа для суда над живыми и мертвыми. При¬верженцам христианства внушается, что они должны выполнять заповеди Христа, безропотно переносить тяготы жизни, как это делал сам Христос, а воздаяние за это они получат в будущем, загробном мире.

,,Крещение” Руси


Не следует полностью связывать христианизацию восточных славян с тем единовременным актом, который был осуществлен киевским князем Владимиром около 988 г. Христианизация Руси представляла собой дли-тельный и постепенный процесс, начало которого отно¬сится к более ранним временам, чем княжение Владими¬ра, а конец датируется несколькими столетиями позже его княжения. «Крещение Руси» Владимиром являлось лишь одним из эпизодов этой эпопеи.
Наивному представлению об одноактном крещении, якобы начавшем христианизацию Руси, противостоит тоже имеющая распространение концепция, по которой христианство было известно славянам с незапамятных времен. Здесь сказывается тенденция к изображению славян в ореоле не только интенсивного, но и давнишне¬го, традиционного христианского благочестия – не хуже, мол, и не позже других народов они были просве¬щены светом христианской истины. В угоду этой тенден¬ции в свое время в «Начальный свод» летописи 1116 г. была сделана вставка об апостоле Андрее, который со¬вершил-де в свое время путешествие на север вплоть до Киева и Новгорода, проповедуя христианство. Царь Иван Грозный с гордостыо заявлял: «...мы получили христианскую веру при начале христианской церкви, когда Андрей, брат апостола Петра, пришел в эти стра¬ны, чтобы пройти в Рим...». Легенда о проповеди Анд¬реем христианства среди славян и их предков, конечно, совершенно безосновательна. Достаточно сказать, что апостол вынужден был в соответствии с ней «заходить» на тысячеверстные расстояния в Киев и Новгород по пути из Греции в Рим.
Отвергая такое безудержнее удревнение начала хри¬стианизации Руси, нельзя, однако, не видеть того, что этот процесс начался задолго до Владимира. Система¬тические набеги славян на Византию, происходившие начиная с VI в., должны были неминуемо знакомить их с господствовавшей в этом государстве верой и с нра¬вами его обитателей. В том же направлении и, конечно, еще более эффективно должны были действовать торго¬вые связи славян с Византией и с оставшимися в Крыму после Великого переселения народов христианизирован¬ными готскими племенами, а также сношения с частично христианизированными хазарами.
Существует предание о том, что в 60-е годы IX в. при¬няли христианство в Константинополе киевские князья Аскольд и Дир. Однако свидетельства об этом весьма ненадежны, и с большей долей вероятности можно пред¬положить, что первой русской христианкой на княже¬ском троне была княгиня Ольга. Приняла она христиан¬ство уже в зрелом возрасте, каковому событию пред¬шествовала сложная дипломатическая игра с византий¬ским императором Константином Багрянородным. Как бы ни старались церковные и близкие к ним историки изобразить княгиню Ольгу благочестивой и убежденной поборницей христианской веры, эпопея ее обращения выглядит как откровенный торг из-за вполне земных благ и интересов.
«Крещение», проведенное киевским князем Влади¬миром около 988 г., явилось все же серьезным качест¬венным сдвигом в процессе христианизации Руси.
После смерти князя Святослава один из его сыно¬вей – Владимир одержал победу в междоусобной борь¬бе с братьями, убил восседавшего на киевском княже¬ском престоле своего брата Ярополка и стал единолич¬ным главой большого славянского государства с центром в Киеве. Одним из первых актов его деятельности на новом посту было установление на холме близ собствен¬ного дворца святилища в честь группы древнеславян-ских божеств. Летопись так сообщает об этом событии: «И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Пе¬руна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хор-са, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И при¬носили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей...».
Чтобы понять смысл культового рвения молодого князя, надо обратить внимание на то, что рядом с идо¬лом центрального киевского бога Перуна были постав¬лены и периферийные боги: предполагалось учреждение синкретического Культа, призванного завершить рели¬гиозным объединением то политико-государственное единство Руси, которого Владимиру удалось добиться.
Для иллюстрации этого замысла можно привести еще одно сообщение летописца: «Владимир посадил Добры¬ню, своего дядю, в Новгороде. И придя в Новгород, Доб¬рыня поставил кумира над рекою Волховом, и приноси¬ли ему жертвы новгородцы как богу» . До этого Перун явно не пользовался общим почитанием, Владимир же решил, что он должен сделать культ этого киевского бога общегосударственным, не исключая культов мест¬ных богов, а подчиняя их центральному. Перед нами пример проводимого сверху планомерного перехода от стихийно сложившегося энотеизма к организованному государственному супремотеизму. Вскоре, однако, Вла¬димир соблазнился возможностью более эффективной реализации идеи единого общегосударственного культа. В конце концов эта идея была осуществлена насажде¬нием христианства.
Источники рассказывают о данном событии весьма пространно, но достаточно запутанно и противоречиво. Следует, правда, отметить, что русских источников, современных описываемым событиям, не существует. Самый ранний из них – «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона – написан между 1037 и 1050 гг., следующий по времени – «Память и похвала князю русскому Володимеру» Иакова Мниха – дати-руется 1070 г., летописное же сообщение, как и совре¬менные ему «Сказания о святых Борисе и Глебе» Несто¬ра Печерского, появилось не раньше 1113 г. Напомним, что крещение Владимира и все, связанное с этим собы¬тием, относится к концу 80-х годов Х в. Несколько ближе по времени к этим событиям стоят иностранные источ¬ники: сообщения Титмара Мерзебургского, ряда визан¬тийских и арабских авторов, даже одного армянского. Попытаемся воспроизвести ту противоречивую картину, которую дают указанные источники.
Летопись сообщает о том, что к Владимиру являлись послы от народов, исповедующих различные веры, и убеждали его каждый в превосходстве именно своей ре¬лигии . Е. Е. Голубинский, а за ним и большинство исто¬риков считают все повествование о соревновании послов неисторичным, основываясь на том, что в более ранних по сравнению с летописью источниках никаких сведений о приходе миссионеров разных вер к Владимиру не имеется.
Историки по существу единодушно пришли к тому, что установить точную картину крещения Владимира невозможно. С. В. Бахрушин говорит о четырех вариан¬тах этой картины. Е. Е. Голубинский писал еще более категорично: «Кто любит занимательные и замысловатые повести, не заботясь ни о чем другом, для кого сказ¬ка предпочтительнее всякой действительной истории, лишь бы имела указанное качество, того сейчас пере¬данная повесть о крещении Владимира должна удовлет¬ворить вполне, ибо достоинство замысловатости ей при¬надлежит бесспорно. Но немного критики, немного про¬сто некоторой меры в вере – и с пространною повестью
тотчас же должно случиться такое чудо, что от нее оста¬нется только голый остов, а потом и от этого голого ос¬това останется только одна Половина» .
Ясно, что в конце 80-х годов Х в. князь Владимир принял христианскую веру в ее византийской разновид¬ности от византийского же духовенства, выполнявшего поручения светских властей империи. Понятны и моти¬вы, которые побуждали обе стороны действовать в ука-занном направлении. Византия стремилась привязать к себе религиозными узами своего сильного и беспокой¬ного северного соседа, обретя в нем если не вассала, то, во всяком случае союзника в борьбе с другими, не ме¬нее беспокойными соседями. Киеву же было нужно по¬лучить религиозно-идеологическое оружие для укрепле¬ния начал государственности в формировавшемся фео¬дальном порядке.
Для Владимира собственное крещение явилось лишь вступлением к решению огромной задачи, которую он поставил перед собой,– христианизации населения всего княжества. Речь могла идти прежде всего о совершении внешнего акта, которым символизировалось приня¬тие новой веры, т.е. о водном крещении. Поворот в ре¬лигиозном сознании людей, связанный с убеждением в ложности старой веры и в истинности новой, притом такой поворот, который был бы основан на знании со¬держания христианского вероучения, мог быть для по¬давляющего большинства населения лишь делом отда¬ленного будущего. Изменения в быту, связанные с от¬казом от старых культов и их праздников и обрядов, с распространением специфически христианских форм культа и быта, могли происходить чрезвычайно мед¬ленно, по существу, как увидим ниже, на протяжении ряда столетий. Но формально акт перехода в новую веру символизировался простым и единственным обрядом, свершение которого давало право властям считать дан¬ного подданного христианином. В этом плане киевский князь развил бурную активность сразу после собствен¬ного крещения.
Прежде всего, перед ним стояла задача обращения самих киевлян. Летопись содержит довольно красочный рассказ об этом событии. Вернувшись из Корсуни с но¬воявленной княгиней Анной – сестрой византийских императоров и с группой «священников корсунских с мощами святого Климента и Фива», а также с иконами и с «сосудами церковными», Владимир сразу распоря¬дился ниспровергнуть всех идолов – «одних изрубить, а других сжечь». Досталось и Перуну: его привязали к хвосту коня и поволокли к реке, причем двенадцать че¬ловек были к нему приставлены «колотить его жезла¬ми». Сочувствие населения было, видимо, на стороне преданного поруганию бога: «...оплакивали его невер-ные, так как не приняли еще они святого крещения». Бывшего бога сбросили в Днепр, а Владимир приказал, чтобы за его маршрутом вниз по реке непрерывно сле¬дили с тем, чтобы отпихивать его от берега, если он бу¬дет приставать к нему, и чтобы он был оставлен в покое только после того, как минует пороги.
Тут же было отдано распоряжение всему населению Киева собраться в определенный день и час к берегу Днепра и его притока Почайны для крещения: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый или бед-ный, или нищий, или раб – да будет мне враг». Люди повиновались этому приказу, причем летописец утверж¬дает, что они «с радостью пошли». На реке же ничего больше не оставалось, как делать то, что приказано: «Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совер¬шали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ; а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда!..»» . С Днепра и Почайны толпа, заключавшая в себе «людей без числа», разошлась по домам христианской.
Масштабы мероприятия, проведенного Владимиром в Киеве, сильно преувеличены летописцем, так что в указанный день и час крестились не «без числа», а всего несколько сот человек, но это событие, видимо, имело место и послужило началом систематической и последо¬вательной христианизации населения всей Киевской Руси.
После киевлян Владимиру надо было крестить новго¬родцев. Эта задача имела большое государственное зна¬чение, так как Новгород был вторым центром восточного славянства, конкурировавшим с Киевом и постоянно проявлявшим сепаратистские тенденции. Незадолго до крещения Владимир поручил своему дяде Добрыне ус¬тановить в Новгороде киевский культ Перуна, что шло по той же линии политического и идеологического под¬чинения Новгорода Киеву. Христианизация Новгорода была еще более сложной задачей, чем его «перуниза¬ция»; она решалась на протяжении длительного време¬ни, притом с немалыми трудностями.
Дальше предстояло распространить новую веру на периферию государства. Естественными каналами ее распространения были водные пути – по Днепру и Вол¬хову и их притокам. Особые трудности вызывала хри¬стианизация неславянских племен и народностей, насе¬лявших Киевское княжество,– угро-финских и тюрк¬ских. Ведь помимо географических и этнических фак¬торов имели значение и признаки социальной принад-лежности. Историк литературы Е. В. Аничков говорит в этой связи о распространении «от сословия к сосло¬вию, вниз и вширь по шкале социальных отношений». Он утверждает, что «крестилась знать, сначала киевская, потом новгородская; только позднее христианство захватывает более широкие слои населе¬ния и все более отдаленные от Киева области» . Фор¬мально, может быть, и простой народ в Киеве под стра¬хом наказаний от князя и его дружины крестился сразу, но по существу заинтересованной в христианизации бы¬ла именно знать, которая многое выигрывала в резуль¬тате того политико-идеологического переворота, с кото¬рым было связано установление христианства на Руси. Что же касается социальных низов, то христианство за¬воевывало их постепенно, подавляя их временами упор¬ное сопротивление, в основе которого лежали не только и даже не столько религиозные факторы, сколько при¬чины социально-политического порядка.
Е.Е. Голубинский пишет по поводу методов «креще¬ния Руси»: «Совершенная покорность русских в деле перемены веры воле князя и так называемое мирное распространение христианства на Руси есть не что иное, как невозможная выдумка наших неумеренных патрио¬тов... Нет сомнения, что введение новой веры сопровож¬далось немалым волнением в народе, что были открытые сопротивления и бунты, хотя мы и не знаем о них ника¬ких подробностей. О крещении новгородцев сохрани¬лась пословица, что «Путята крестил их мечем, а Доб¬рыня огнем». Это, очевидно, значит, что в Новгороде
новая вера была встречена открытым возмущением и что для подавления последнего потребовались и были употреблены самые энергические меры . Непонятно, как оказались вне поля зрения такого осведомленного историка, каким был Е.Е. Голубинский, имеющиеся фактические данные о насильственной христианизации Новгорода, но его «догадка» на основании «пословицы» была правильной. Историк XVIII в. В. Н. Татищев имел возможность использовать не дошедшую до нашего вре¬мени Иоакимовскую летопись, в которой христианиза¬ция Новгорода была описана в весьма драматических красках .
С новым деликатным поручением Владимир послал в Новгород опять своего дядю Добрыню вместе с еписко¬пом Иоанном. Новгородцы на вече решили не пускать в город ни Добрыню, ни епископа и организовали вооруженное сопротивление. Уличные бои продолжались до тех пор, пока киевляне не подожгли кварталы, в которых жили основные массы повстанцев. Те бросились тушить свои дома, и это позволило дружине Добрыни одержать верх. Деревянные боги были сожжены, а каменные брошены в Волхов. Всем новгородцам приказали крестить¬ся, а уклоняющихся приволокли к реке силой.
Сопротивление христианизации на севере государст¬ва было упорнее и ожесточеннее, чем на юге, ибо север больше тяготел к Новгороду, чем к Киеву.
В течение XI в. в разных пунктах Киевской Руси име¬ли место акты сопротивления народа христианизации.
В 1024г., как свидетельствует «Повесть временных лет», вспыхнуло восстание в Суздале.
В 1071 г. произошло крупное восстание и в Новгоро¬де. Через 80 лет после того, как Добрыня окрестил нов¬городцев, они не испытывали симпатий к христианству и все стали на сторону апологета старой, языческой веры!
ХРИСТИАНСТВО В ПЕРИОД ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ XI-XII ВВ.



Несмотря на то, что значение «крестителя Руси» и прозвание нового равноапостольного Константина при¬писывается князю Владимиру, действительным основа¬телем русской церкви был его преемник Ярослав Муд¬рый (1015-1054). Его роль в этом отношении так оха¬рактеризована летописцем: «При нем начала вера христианская плодиться и распространяться, и черно¬ризцы стали множиться, и монастыри появляться... Как бывает, что один землю распашет, другой же засеет, а третьи пожинают и едят пищу неоскудевающую, так и здесь». Дальше аналогия разъясняется таким обра¬зом, что Владимир землю вспахал и размягчил, а Яро¬слав ее засеял.
Шел к концу дофеодальный период, и доживала последние десятилетия огромная «империя Рюрикови¬чей». При жизни Ярослава она сохраняла свое единство, но уже давали себя знать те центробежные тенденции, основой которых является феодальная раздроблен¬ность. Ярослав понимал, что церковь может оказать ему большую помощь в деле сохранения единства государ¬ства и реальной мощи центральной власти в нем. Сама собой церковь возникнуть не могла, ее должна была создавать княжеская власть, причем в сложившихся условиях она вынуждена была пользоваться помощью и руководством Византии.
В 1037 г. Русь получила из Византии первого митро¬полита – грека Феопемпта. Киевская митрополия явля¬лась богатейшей в составе Византийской патриархии, так что последней приходилось ею особенно дорожить. Через назначаемых и поставляемых ею митрополи¬тов патриархия могла оказывать известное влияние и на политические отношения в древнерусском государ¬стве, на взаимоотношения между князьями, на ход и исход борьбы между ними за владения и столы.
Отсюда вытекало настороженное отношение князей, в том числе и Ярослава, к Византийской патриархии. Ярослав делал все, чтобы избавиться в церковном отно¬шении от установившейся вначале зависимости. Он даже воспользовался удобным случаем и собственной властью в 1047 г. поставил митрополитом русского свя¬щенника Иллариона, человека, кстати сказать, выдаю¬щихся дарований и большой по тому времени образо¬ванности. Ярослав понимал, что фундаментом церкви являются кадры низшего духовенства – приходские священники, и считал своей задачей подготовку воз¬можно большего их количества из русских людей.
Уже Ярослав основал два первых на Руси мона¬стыря, мужской и женский: святого Георгия и святой Ирины. Оба они были воздвигнуты поблизости от кня¬жеского дворца и являлись по существу придворными духовными учреждениями. В ХI в. возник еще ряд мона¬стырей, в том числе знаменитый Киево-Печерский, сыгравший в дальнейшем большую роль как в церков¬ной, так и в общекультурной жизни страны.
Вскоре после своего возникновения русская церковь превратилась в мощный хозяйственный организм. Источники ее доходов были многообразны. Здесь и деся¬тина от всех доходов населения, и пожалования от князей и бояр – землями «с челядью» и со всякими угодьями, золотом и серебром, целыми селами и даже городами. Известную роль в обогащении духовенства играла и плата за требы. Церковь умела извлекать до¬ход даже из такого источника, как безнравственность населения и совершаемые кем бы то ни было преступ-ления.
Вместе с христианством из Византии на Русь пришла идея божественного происхождения власти. Пропа¬ганда этой идеи занимала во всей церковной проповеди еще большее место, чем популяризация основных догма¬тических истин христианства.
В своих проповедях и публицистических выступле¬ниях церковные идеологи активно пропагандировали ее. Примером может служить знаменитое «Слово о за¬коне и благодати», принадлежащее первому русскому митрополиту Иллариону. Он безудержно превозносит, в частности, князя Владимира и возводит его, чуть ли не в божественное достоинство. Митрополит ставит Владимира в один ряд с императором Константином. Вскоре киевскому князю было и официально присвоено то же звание равноапостольного, которое раболепная Византийская церковь преподнесла своему императору. Не только Владимира, но и Ольгу русская церковь воз¬вела во святые.
Вся церковная проповедь рассматриваемого периода была направлена на то, чтобы окружить княжескую власть в глазах верующих ореолом святости и божест¬венности.
Пока государство было единым, церковная про¬паганда направляла верноподданнические чувства верующих в адрес той центральной инстанции, которая его возглавляла; божественным происхождением наде-лялся киевский великий князь. Но в период феодальной раздробленности церковь оказалась в довольно слож¬ном положении. Она должна была поспевать за жизнью и, конечно, не могла оставаться на старой позиции, выделявшей единовластного князя из всей массы фео¬дальных властителей. Если такая позиция могла быть в какой-то степени мыслима для митрополита, то епи¬скопы, находившиеся в непосредственной связи со своими князьями и даже в прямой зависимости от них, должны были поддерживать их притязания на власть и даже на божественность.
В этот период каждый из епископов был религиозно¬-идеологическим гарантом власти своего князя. В цер¬ковной литературе появился новый пропагандистский мотив – о необходимости для каждого мирянина и свя-щеннослужителя подчиняться своему князю. Это явля¬ется центральной идеей такого документа, как «Слово похвальное на перенесение мощей святых Бориса и Глеба», относящегося к ХII в. Религиозным долгом каждого христианина там признается служба князю головой и мечом, а переход к другому князю считается нарушением божественных предписаний. Вместе с тем церковь претендовала и на роль своего рода регулятора междукняжеских отношений. В причудливой кутерьме этих взаимоотношений, в междоусобиях, войнах, мир¬ных договорах, актах вероломства и братоубийства, заполнявших историю удельной Руси, церковь прояв¬ляла полную терпимость не только к тому, что могло в какой-то мере способствовать единству государства, но и к тому, что это единство подрывало и разлагало.
Основной юридической формой, в которой закрепля¬лось любое соглашение между князьями, было кресто¬целование, т. е. клятва в верности заключенному согла¬шению, скрепленная апелляцией к высшему религиозному символу христианства – кресту. Принимавший участие в этой церемонии как бы говорил: так же как я верен христианской религии и Иисусу Христу, я буду верен и данному мною слову. Духовенство выступало в этом случае как арбитр между договаривающимися сторонами. Казалось бы, именно здесь религия и дол¬жна была играть роль стабилизирующего фактора, улучшающего нравы, укрепляющего значение данного человеком слова. Ничего этого, однако, не было, ибо крестоцелование нарушалось в значительно большем количестве случаев, чем соблюдалось.



ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА И ЦЕРКОВЬ


По мере того, как центр тяжести политической силы и власти перемещался на Руси с юго-запада на северо-¬восток, где возникали новые сильные государственные образования – княжества Костромское, Тверское, Мо¬сковское, Рязанское и другие, верхушка русской церкви также все больше начинала в географическом плане ориентироваться в этом направлении. В 1299 г. киевский митрополит Максим перенес свою резиденцию во Влади¬мир, причем в дальнейшем митрополия еще продолжала именоваться киевской в течение более полутора столе¬тий. Во Владимире ее центр оставался недолго. После смерти Максима в 1305 г. началась борьба за митро¬поличью кафедру между ставленником тверского князя Михаила Геронтием и кандидатом, которого выдвинул на этот пост галицкий князь Юрий Львович, – Петром. Оба претендента отправились за утверждением своих кандидатур в Константинополь. Патриарх отдал предпочтение Петру, но когда тот явился во Владимир, то тверской князь, во владениях которого находился город, встретил нового митрополита враждебно. Этим воспользовался хитроумный московский князь Иван Калита и предложил митрополиту обосноваться у него.
К этому времени Москва приобретала все большее значение потенциального центра Русского государства. Установление в 1326 г. митрополичьей кафедры в Мо¬скве придало московскому княжеству значение духов¬ного центра Руси и сильно подкрепило притязания ее князей на главенство над всей Русью. Уже через два года после перенесения в Москву кафедры митрополита Иван Калита присвоил себе титул великого князя.
За годы княжения Дмитрия Донского (1362-1389) митрополиты сменялись несколько раз – он назначал и прогонял их, как любого своего подчиненного. Явив¬шись из Константинополя с патриаршим постановлением, Пимен был прогнан великим князем, позвавшим на московскую кафедру литовского митрополита Кипри¬ана. Затем, когда Киприан во время набега на Москву Тохтамыша бежал из города, Дмитрий сместил его и сделал митрополитом Пимена. Потом и Пимен навлек на себя великокняжескую немилость, и был призван Дионисий, но по дороге в Москву он был захвачен в Киеве сторонниками Киприана и, вероятно, отравлен, во всяком случае там он скоро умер; митрополитом наконец стал Киприан, который теперь уже сидел на престоле до смерти в 1408 г.
По мере укрепления и централизации Московского государства церковь все более лишалась возможности играть на противоречиях между удельными князьями. Епископы местных епархий в ходе централизации так же теряли свою самостоятельность в отношении к мит-рополиту, как удельные князья – в отношении к вели¬кому князю московскому. Митрополиты именно поэтому были особенно заинтересованы в укреплении единства страны. Отсюда понятна поддержка, которую оказы¬вала верхушка церкви делу объединения государства, и, наоборот, оппозиция ей со стороны некоторых мест¬ных епископов.
Сложность картины обусловлена тем, что раз¬личные группы церковников действовали, исходя из своих интересов, которые в разное время и в разных условиях диктовали им поддержку либо централизатор-ских, либо сепаратистских тенденций. Но конечно, когда победа первых стала бесспорной, церковь начала под¬держивать центральную власть.



ЦЕРКОВЬ В ПЕРИОД ЗАВЕРШЕНИЯ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА (XVI - начало ХVII в.)


Великие князья московские Иван III и Василий III сделали, кажется, все, чтобы полностью подчинить цер¬ковь сформировавшемуся самодержавному государст¬ву. Но после смерти Василия III борьба боярских груп¬пировок в детские годы Ивана IV создала для правя¬щей верхушки церкви сложные проблемы и вместе с тем новые возможности влияния на государство.
Именно Макарий провел в 1547 г. церемонию вен¬чания на царство молодого Ивана IV по специально составленному им же сценарию («чину»), копировав¬шему в общих чертах церемониал коронации византий¬ских императоров. Впервые великий князь московский официально получил статус «царя и великого князя всея Руси», что было узаконено и освящено церковью, непрестанно подчеркивавшей божественное происхож¬дение царской власти. Одним из элементов чина вен¬чания было Поучение митрополита царю; его главным мотивом было то, что царь должен помнить о божествен¬ной сущности своей власти. «Се отныне,– вещал ми¬трополит,–от бога поставлен еси князь великий и бо-говенчанный царь правити хоругви и содержати ски¬петр... и венчан еси сим царским венцем по благодати св. духа и по милости пресвятыя богородицы... Слы¬шите, царие, и разумейте, яко от бога дана бысть дер-жава вам и сила от вышнего; вас бо господь бог в себе место избра на земли, и на свой престол вознес поса¬ди». В соответствии с «Просветителем» Иосифа Волоц¬кого фактически получалось признание царей не кем иным, как земными богами.
Следует все же сказать, что, когда развернулась во всей своей исступленной жестокости репрессивная деятельность Ивана Грозного, она встретила сопро¬тивление со стороны высшего звена церковной иерар¬хии. Из митрополитов, кажется, один лишь Макарий покрывал царский террор. Митрополит Филипп II за свою оппозицию подвергся преследованию, заточению в монастырь и, наконец, по приказанию царя был за¬душен Малютой Скуратовым. Нельзя отказать этому церковному иерарху в последовательности поведения и в личном мужестве – он бескомпромиссно обличал Грозного в совершаемых им злодеяниях.
К началу ХVI в. русская церковь насчитывала 22 святых, почитавшихся в общегосударственном масш¬табе; было еще около 45 «местно чтимых» угодников. Для державы с такими претензиями, которые предъяв¬лялись царем Иваном IV, этого было, конечно, обид¬но мало. Царь указал на это митрополиту Макарию, и тот развернул активную деятельность по канонизации новых святых.
На специально созванных церковных соборах 1547 и 1549 г.г. были причислены к лику святых еще около 40 человек. Этого показалось мало, и уже после собо¬ров до конца царствования Ивана Грозного был кано-низирован еще 31 человек.
Между тем обстановка того времени благо¬приятствовала распространению взглядов, оппозицион¬ных в отношении существующего строя и его официаль¬ной идеологии. Среди трудового народа росло недовольство сложившимися порядками и его положением. Недороды 1548-1549 гг. вызвали голодовки в ряде местностей России, разразилась эпидемия чумы, все усиливавший¬ся крепостной гнет доводил бедственное положение народа до крайних степеней. Люди в таких условиях все больше разочаровывались в той идеологии, которая рассматривала существующий порядок как богоуста¬новленный, поэтому широкое распространение получило еретическое движение во многих местностях России, в част¬ности в Заволжье, на Севере, в Рязанщине, в районах, граничащих с Литвой. Иван Грозный принял все меры для того, чтобы по-давить антицерковное движение, но в последнее деся¬тилетие своего царствования он организовал новое на¬ступление и на церковь, имевшее целью лишить ее по¬следних остатков самостоятельности и еще раз урезать ее материальное могущество. Во время карательной экспедиции в Новгород в 1570 г. были разгромлены и ограблены новгородские монастыри, архиепископ Пи¬мен заключен в темницу. В ходе идеологической под¬готовки секуляризации монастырских земель Иван Грозный направил получившее широкую огласку пос¬лание монахам Кирилло-Белозерского монастыря, в нем он обвинял их во всех мыслимых грехах, начиная с пьянства и кончая содомией. Может быть, краски здесь были несколько сгущены, но доля истины во всех этих обвинениях явно наличествовала. Царь нашел по¬воды и к тому, чтобы подвергнуть преследованиям и казням многих крупных деятелей церкви: новгород-ского архиепископа Леонида по испытанному способу зашили в медвежью шкуру и затравили собаками, мно¬гие были обезглавлены, причем их головы «страха ра¬ди» подбрасывались к воротам митрополичьего дво¬ра. Все же на полную секуляризацию монастырских и церковных имуществ Иван IV не решился.
В царствование его сына Федора, слабоумного, но весьма набожного человека, у руля правления стоял фактически его шурин Борис Годунов, поведший в от¬ношении церкви гибкую и дальновидную политику. Он разогнал ее верхушку во главе с митрополитом Дио¬нисием, поддерживавшую Шуйских, и отдал митропо¬личий престол Ростовскому архиепископу Иову, своему верному клеврету; тот в свою очередь заместил глав¬ные должности в церкви сторонниками Годунова. По-кушения на церковно-монастырское имущество прио¬брели значительно более умеренные формы. Борис по¬вел политику всемерного использования услуг церкви в интересах самодержавия и придворных правящих кругов. Важным актом в этом отношении явилось уч¬реждение в 1589 г. самостоятельной Московской патри¬архии.
Иван Грозный не предпринял в течение всего свое¬го царствования никаких шагов к учреждению пат¬риаршества; это можно объяснить лишь тем, что он опасался создания своего рода двоецентрия власти. При той степени приниженности, на которой оказа¬лась церковь в отношении светской власти к 80-м го¬дам ХVI в., такой опасности уже не было. Достаточно сказать, что вопрос об учреждении патриаршества был в принципе решен без участия духовенства – царем Федором, царицей Ириной и ее братом Борисом Го¬дуновым; их решение было одобрено Боярской думой.
В течение Смутного времени руководители церкви играли видную политическую роль во всех перипетиях борьбы вокруг престола. Они искусно лавировали меж¬ду различными претендентами и поддерживавшими их группировками. В условиях обострившейся в стране классовой борьбы, когда народные массы выступали в поддержку Болотникова, Хлопка и других крестьянских вождей, когда колебались основы крепостническо-самодержавного государства, церковь делала все, чтобы сохранить его и подавить народное движение. Некото¬рые из ее представителей проявляли незаурядное му¬жество и большую настойчивость в борьбе против уг¬розы польского завоевания. Следует отметить в этом отношении преемника Иова на патриаршем престоле Гермогена. Вошла в историю эпопея длительной обо¬роны Троице-Сергиевой лавры против польских войск, вопреки традиционному взгляду о роли монастырской братии в этом подвиге надо сказать, что она составля¬ла ничтожное меньшинство гарнизона осажденной мо¬настырской крепости, а основная его масса состояла из крепостных крестьян и работных людей.
При избрании Земским собором 1613 г. на царский трон Михаила Романова его отец Филарет, получив¬ший сан патриарха из рук «тушинского вора» Лжедмит¬рия II, находился в польском плену. Московский мит¬рополит заявил на Соборе, что ему было откровение насчет кандидата в цари, каковым в соответствии с этим откровением является Михаил Романов.
Вернувшись в 1619 г. из польского плена, Филарет взял в свои руки управление государством; последнюю функцию он присвоил по праву отца-опекуна (хотя Ми¬хаил был уже совершеннолетним). Отец и сын имено¬вались «великими государями». Так как семейно-род¬ственные основания права Филарета именоваться госу¬дарем наряду с царем не были формально нигде за¬фиксированы, то в общественном мнении это право свя¬зывалось и с положением Филарета как главы церкви. В дальнейшем это создало серьезные осложнения для царя Алексея Михайловича, которому пришлось уже силой подавлять такие претензии со стороны патриар¬ха Никона.



Заключение

На основании всего выше изложенного можно сделать следующие выводы:
1. Христианство в период становления Киевской Руси служило в качестве религиозно-идеологического оружия, способствующего укрепле-нию начал государственности в формировавшемся фео¬дальном порядке. Христианство как единая религия, принятая славянскими племенами, выступала как интегрирующий фактор в формировании русской государственности, формировании единого народа, способствовало собиранию русских земель;
2. Христианство в период феодальной раздробленности (XI-XII в.) обрело такой институт религиозной власти как церковь, которая способствовала сохранению единства государ¬ства и укреплению реальной мощи центральной власти в нем. При этом сама собой церковь возникнуть не могла, ее создавала княжеская власть;
3. В период укрепления и централизации Московского государства церковь все более лишалась возможности играть на противоречиях между удельными князьями. При этом раз¬личные группы церковников действовали, исходя из своих интересов, которые в разное время и в разных условиях диктовали им поддержку либо централизатор¬ских, либо сепаратистских тенденций. Но конечно, когда победа первых стала бесспорной, церковь начала под¬держивать центральную власть;
4. На завершающим этапе формирования централизованного государства (XVI-XVII в.) религиозная власть способствовала еще большему усилению царской власти, при этом власть царя объявлялась божественной, в свою очередь, начиная с Ивана IV, обладатели царской власти стремились всячески ослабить влияние церкви в делах государственных;
5. Итак, христианство служило идеологической основой на всех этапах складывающейся русской государственности.
Литература


1. Атеистический словарь / Абдусамедов А.И., Алейник Р.М., Алиева Б.А. и др. / Под общ. ред. М.П.Новикова. – М.: Политиздат, 1983. – 559 с.
2. Буркова Г.А. Введение в христианскую культуру. – Йошкар-Ола: МарГУ,1997. – 134 с.
3. Доусон К.Г. Религия и культура / К.Г.Доусон: Пер. с англ., вступ. ст. и коммент. К.Я.Кожурина. – Спб.: Алетейя, 2001. – 281 с.
4. Крывелев И.А. История религий: Очерки в 2т. Т.1. – М.: Мысль, 1988. – 445с.
5. Лисавцев Э.И. Религия и борьба идей в современном мире. – М.: Знание, 1982. – 64с.
6. Окулов А.Ф. Социальный прогресс и религии. – М.: Мысль, 1982. – 191с.
7. Пучков П.И. Современная география религий. – М.: Наука, 1975. – 184 с.
8. Религии мира: христианство, ислам, буддизм. – М.: Меридиан, 2004. –765 с.
9. Старые церкви, новые верующие: Религия в массовом сознании и постсоветской России / Под ред. К. Каариайнена. – М.; Спб.: Летний сад, 2000. – 247 с.
10. Танчер В.К. Христианство и общественное развитие. – М.: Знание, 1971. – 48 с.